Название: Богиня мести
Автор: Рэн Дракула
Бета: Пишу я хрень. Так что без мата
Фэндом: Ориджиналы
Персонажи: Ж, М, боги, люди
Рейтинг: NC21
Жанры: Гет, Ангст, Драма, Фэнтези, Даркфик, Мифические существа
Предупреждения: Смерть персонажа, Насилие, Изнасилование, Нецензурная лексика, Групповой секс, Кинк
Размер: Макси
Описание:
Ужасный мир будущего. Совершенно не такой, каким мы его хотим видеть. Мир, где жестокость и сексизм - это обычное явление, поощряемое главами Государства. Добро пожаловать в средневековье двадцать первого века! Да возобновятся гонения на еретиков, гомосексуалов, колдунов и язычников! Сейчас это лишь война людей. Но грядёт другая война. Решающая битва между древними богами и новым богом, позволившем миру окунуться в средневековый Апокалипсис!
Глава четвёртая. Единственный выход
читать дальшеTicking clock a life in vain
Left alone the die is thrown a clashing pain
Just a brick a false charade
Crushing down like heavy rain
Time has come the ticket to eternal fame
Against all odds I rule this play
There's a darkness in my veins
Часы напрасно отсчитывают жизнь,
Оставленная в одиночестве, жребий брошен, сталкивается с болью,
Всего лишь очередная деталь в лживой шараде.
Рухнул вниз проливным дождём,
Пришло время взять билет к вечной славе,
Но, несмотря на то, что всё против меня, я выигрываю,
Тьма в моих жилах...
Amaranthe - Razorblade
- Посмотри, какой он хорошенький, - улыбнулась акушерка, протягивая Еве сморщенное, синее, истошно орущее существо. - У тебя родился здоровый мальчик. И он голодный...
- Убери его, - сморщилась от отвращения женщина, изо всех сил стараясь отодвинуться от уродливого создания. - Он мне не нужен.
- Ну, не говори глупостей, - продолжала улыбаться акушерка. - Все любят детей. Ты только посмотри, какой он...
- Сказано же тебе убрать от меня этот кусок мяса! - рявкнула Ева, больше не в силах терпеть эти вопли. - И заткни его чем-нибудь. Пусть пасть закроет. Он меня бесит.
- Ты не можешь так говорить, он же ребёнок. Это ты просто еще не осознала своего счастья.
- Какого счастья?! Родить ублюдка от других ублюдков?!
- Какая разница от кого? - вмешалась другая акушерка. - Главное, что ребёночек родился. Послал тебе Господь испытание, но ты его вытерпела и смогла родить здорового мальчика. Тебе просто нужно дать ему грудь. Вот как он начнёт сосать, так ты поймёшь, что он истинное счастье каждой женщины. Ты же хотела ребёнка?
- Нет, - раздраженно отвечает новоиспеченная мать. Она не может контролировать свой характер, свои эмоции. - Не хотела. Я никогда не хотела заводить детей. Не собиралась их заводить. Я их не люблю.
- Как же так? - удивилась акушерка с орущим младенцем. - Разве можно не хотеть ребёночка? Глупая ты баба. Некоторым Бог дитачку не даёт, хоть они и хотят его сильно, а ты... Молодая, здоровая, родила, а теперь отвергаешь дар Божий.
- Отдайте его кому-нибудь, - буркнула рыжеволосая, отвернувшись. - Пусть другому полоумному орёт под ухом. Мне такого "счастья" не нужно.
Акушерки с минуты молчали. Тишину нарушал лишь ор младенца, который надрывался так, словно его режут.
- Бесноватая! - вдруг заверещала вторая. - Бог накажет тебя за такие слова! Еще одна еретичка. Ты не имеешь права отказаться от дитачки.
- Мне всё равно, - безумно улыбнулась Ева. - Я его на руки не возьму и кормить не собираюсь. Лучше утопите.
- Бог накажет!
С этими словами обе женщины унесли орущего младенца. Ева знала, что теперь ей не будет покоя. Жизнь никогда больше не будет прежней.
Тридцать девять дней она провела в больнице под тщательным присмотром врачей. Всё это время женщина усердно отказывалась есть, а если и ела, то очень мало. Ни в какую не хотела ни видеть, ни слышать своего сына. Мальчишку при рождении назвали Романом - акушерки, принимавшие роды, решили, что это очень красивое имя для мальчика. Поскольку мать не интересовалась им, то всё было решено заранее. Приходящий батюшка пытался несколько раз говорить с Евой, но та лишь смеялась ему в лицо и гнала прочь. Ей не нужны лишние раздражители, коих много.
С момента рождения ненавистного куска мяса, её часто отводили в палату к новорожденным. Врачи и приходящие матроны из церкви были свято уверены, что так Ева вспомнит своё женское предназначение и захочет взять на руки Ромку. Но женщина лишь брезгливо смотрела на орущих младенцев, завёрнутых в пелёнки. Нетерпеливо спрашивала, когда ей можно покинуть столь ненавистный роддом.
- Может, ты его всё же покормишь? - спросила одна из матрон, сжимая в руке крест. - Слышишь, как кричит. Ему плохо без тебя. Просится к матери.
- А мне без него хорошо, - холодно ответила женщина, скрестив руки на груди.
- Ох, и злая же ты женщина, Ева, - вздохнула матрона. - Черное у тебя сердце. И душа твоя гнилая. Нет в тебе ничего человеческого.
- Какая уж есть, - фыркнула рыжая, проведя рукой по волосам. Они настолько сильно отрасли, что просто мешали жить. Неухоженные, грязные и утратившие природный блеск. Их теперь можно было спокойно заплетать в толстую косу, которая висела ниже ягодиц. "После возвращения домой обязательно ими займусь".
- Мужа тебе надо найти. Уж он бы выбил из тебя всю дурь.
В последние недели пребывания в роддоме к Еве часто стали приносить Ромку. Младенец каждый раз орал, как резанный, а приходящие вместе с ним матроны тщетно уговаривали женщину покормить ребёнка или же хотя бы подержать на руках. Ева лишь фыркала, отворачивалась, делала вид, что не замечает их.
На сороковой день состоялись крестины.
Бледная, изменившаяся до неузнаваемости Ева стояла в стороне. Ромка опять орал как резанный. Просто выводил из себя своими воплями, а священник, проводивший обряд, с укором смотрел на "нерадивую" мать. Несколько раз просил её подойти и взять ребёнка на руки, но та отказалась, отвернувшись. Разглядывать иконы было куда интересней, чем наблюдать за крещением. Ева смотрела на большие иконы и не видела в них ничего красивого или божественного, как многие посетительницы храмов утверждают. Страшные, не правильной формы овальные лица. Взгляды, порой лишенные каких либо эмоций, а порой и вовсе злые, гневные, словно ты сделал что-то плохое тем людям, изображенным на картинах.
Рядом с иконами стоят свечи. Где-то за упокой, где-то за здравие, где-то за отпущение грехов и многое другое. Пламя свечей поднимается вверх, освещая ту или иную икону.
Говорят, что оказавшись рядом с иконой святого человека или ликом божественной четы, можно почувствовать, как тело наполняет странное чувство. Ева ничего не чувствовала. Она лишь прохаживалась мимо икон и заглядывала им в глаза. Кто эти люди, которым молятся рабы Божьи, ведь бог в самом начале становления христианства завещал не создавать себе идолов? Разве эти "святые" не идолы? Нет, они же святые люди, совершившие благие дела при жизни.
Ева усмехнулась мыслям. Слишком хорошо она знала все эти байки про святых, чьим ликам молятся люди. Некоторые из них были миссионерами, некоторые из знати, а некоторые - юродивыми. Многие якобы мученики, которых славят как святых, умерли добровольно. Они не пытались защититься, не пытались убежать. Просто позволили себя убить. Другие же, трусы, посылали вперёд свои войска, а сами отсиживались в безопасном месте и молились за свою шкуру. Вторжение на земли язычников. Насильное крещение неверных огнём и мечем. Вспомнить хотя бы князя Владимира. Братоубийца, желавший власти, принявший христианство и убивавший людей за то, что они отказывались ему подчиняться. Псевдо-целители, которые якобы должны исцелять от бесплодия или каких других болячек, на самом деле при жизни никогда не исцеляли от подобного. Они сами были калеками.
- Как человек, не способный исцелить себя, может говорить, что он может исцелить другого? - чуть ли не в голос смеялась Ева, сорвав со своей шеи простой серебряный крестик. Перед выпиской её заставили нацепить его снова. Женщина брезгливо осмотрела бесполезную вещицу и бросила её к свечам. - Лжецы. Все лгут.
Еще в детстве Ева всегда задавалась вопросом, что же это за жестокий бог такой, которому многие поклоняются? Она до сих пор не может понять, почему княгиня Ольга, первая принявшая христианство на Руси стала святой, несмотря на то, что при жизни она убила тысячи людей, просто мстя за смерть своего мужа древлянам-язычникам? Или же святым всё прощается? Почему святой Елисей, которого сельские дети назвали плешивым, наслал на них медведиц, ведь христианство - миролюбивая и всепрощающая религия мира? Убийцы, насильники, трусы и просто моральные уроды могут спокойно стать святыми. Достаточно лишь верить в бога единого и помолиться, раскаяться в своих грехах. Почему всё так просто? Пути Господне неисповедимы!
Наконец, когда крестины закончились, Ева последовала за двумя матронами, что несли орущего, как резаного Ромку. Не выходя из церкви, женщина сняла с головы платок, что запрещалось уставом храма.
- Не хули Бога своим поведением, дитя, - бросил ей вслед батюшка.
- Бога нет, - сухо ответила она, одарив мужчину ненавистным взглядом.
Едва покинув ненавистное место, Ева бросила последний взгляд на купола из сусального золота. Брезгливо поморщилась.
Они прошли всего несколько метров от храма. Матроны сюсюкали с орущим младенцем, пытались докричаться до сознания матери-еретички, но та их не слышала. Она была погружена в свои мысли. А за спиной раздались крики. Все трое обернулись назад и матроны стали неистово молиться.
Из церкви в спешке выбегали люди вместе со священником. А само здание полыхало пока еще слабым, но набирающим мощь огнём. Ева стояла и смотрела на происходящее, не в силах сдержать победную улыбку.
- Красиво горит, - тихо прошептала она, оставив матрон с орущим младенцем позади. Домой она возвращалась в приподнятом настроении.
А вот сама двухкомнатная квартира встретила хозяйку мрачной тишиной. Черного кота нигде не наблюдалось. Либо он умер с голоду, либо сбежал, либо его выбросили. Ева осмотрела квартиру и заскрипела зубами. В углу в зале теперь висели всевозможные иконы и стояли распятия, своего рода небольшой алтарь. В интерьере присутствовали скучные, серые тона.
Такое ощущение, будто половину квартиры обчистили. Дорого хрусталя в шкафах больше не было, золотые и серебряные украшения тоже пропали, как и дорогие картины. На стенах были развешаны ковры, чего Ева терпеть не могла. По телевизору лишь два канала со всякой религиозной фигнёй. В спальне теперь вместо удобной двуспальной кровати стояла детская кроватка, целая стопка пелёнок и распашонок, куча смесей.
Фыркнув себе под нос, женщина загляну в ванную. Отсутствовала стиральная машинка. Прошла в кухню. Нет на месте кофеварки, блендера и микроволновки. В холодильнике пахучее деревенское молоко, какие-то фрукты, овощи и крупы. Мяса не видно.
- Где мои вещи? - захлопнув холодильник, Ева посмотрела на вошедших в квартиру матрон. - Куда делась моя техника? И украшения?
- А, так это небольшое пожертвование в храм, - широко улыбнулась одна из матрон, у которой руки были свободны. - Понимаешь, ты в роддоме была всё это время. К тому же у тебя ребёночек теперь. Зачем тебе всё это. Вот батюшка и сказал, что в знак благодарности ты не будешь против, если мы кое-что в храм отнесём.
- Это воровство, - скрестила руки на груди Ева.
- Это богоугодное дело. Зато батюшка тебе все грехи отпустил.
- А кот? Что вы сделали с моим котом?
- С каким котом? - выпучила глаза матрона. - А, с тем черным? Выгнали мы его, нечистого. Теперь понятно, почему ты такая злая была. У тебя в доме бес жил в виде кота, вот он на тебя и влиял. Знаешь, по новому закону запрещено держать в доме кошек. Это слуги дьявола.
Ева молча покивала. Её мучили гнев и ненависть. Не сдержавшись, она сжала руку в кулак и ударила матрону в лицо.
- Богоугодное дело воровать у человека? - она наступала, намериваясь ударить жирную тётку еще раз.
- На всё воля Божья! - вскричала матрона, отступая назад. - Ты не смеешь меня бить! Бог не допустит, чтобы ты причинила вред крещеному человеку.
Ева снова ударила её.
- Упс, что-то хуёво бог тебя защищает, - усмехнувшись, прошипела она. - А теперь взяла этот орущий кусок мяса и ушли отсюда. Обе!
- Батюшка узнает о твоём поведении, ведьма! - крикнула вторая матрона, помогая первой подняться. - Это из-за тебя храм сгорел! Все видели, как ты там всё ходила и что-то в свечи кинула.
- А может это воля вашего бога, сжечь тот храм? - улыбнувшись, склонила на бок голову Ева.
Крича и ругаясь, обе матроны убежали прочь.
Закрыв за ними дверь, женщина направилась в ванную. С удовольствием приняв горячий душ и отмывшись от грязи, она брезгливо осмотрела своё обнаженное отражение в зеркале. Живот и ляжки в растяжках, дряблая кожа, заплывшая жиром фигура. Да и не только жиром, еще и волосами. Брезгливо поморщившись и не обращая внимания на раздражающий вой младенца, Ева стала приводить своё тело в порядок.
Утро наступило довольно рано. Её разбудили не только вопли Ромки, но и настойчивый стук в дверь. Зевая и проклиная того, кто мог припереться в такой час, она открыла дверь и тут ей в лицо ударили мокрые брызги. Вытерев лицо рукой, она недоумённо посмотрела на жирного священника с грязной бородой, двух матрон и еще троих совсем молоденьких монашек.
- Чего вам? - нахмурилась Ева. Она прекрасно знала, что от этих людей не стоит ждать ничего хорошего.
Вперёд вышла матрона, у которой на подбородке наливался синяк, и со всей силы отвесила женщине пощечину.
- Ты почто ребёночка калечишь?! - взревела она, намериваясь ударить снова. - Или тебе не ведомо, что матери не положено обрезать свои волосы.
- И где это сказано?! - возмутилась Ева, оттолкнув матрону от себя. Перевела взгляд на остальных. - Чего встали? Забирайте свою психованную и уходите! Или вы за мелким пришли? Забирайте его тоже. Мне не жалко.
- Ева, мы пришли душу твою спасти от лукавого, - подал басовитый голос толстый священник. - Ольга утверждает, что ты вчера околдовала церковь, из-за чего её объял огонь. В тебе бес сидит.
- Спасибо, а в вас деградация засела, - съязвила женщина, проведя рукой по остриженным рыжим волосам. Раньше она не любила короткие стрижки, но теперь пришлось подстричься, чтобы волосы росли лучше.
Задумавшись о чем-то, она даже не обратила внимания, как одна из молоденьких монашек проскользнула за спину, взяла что-то тяжелое и ударила им Еву по голове. Женщина легко потеряла сознание.
Очнулась она уже на площади. Под ногами хрустели ветки и дрова. Руки скованы за спиной наручниками, а из одежды на ней лишь лёгкая ночнушка. "Что это? - недоумевала Ева, морщась от головной боли. - Эшафот? Да они спятили!"
Вокруг собралась небольшая толпа. В основном из мужчин, которые смотрели на неё, как на кусок говна; из женщин, которые тряслись от страха, а в первых рядах стояли юные монахини, матроны и толстый священник с грязной бородой. Он ходил перед эшафотом, читал молитвы, окропляя всё вокруг святой водой, и тыкал в каждого большим золотым крестом.
- Покайся в грехах своих, ведьма, и да простит Господь твою душу грешную! - басовым голосом проговорил он, обращаясь к привязанной к столбу женщине. - Либо ты отречёшься от дьявола и примешь Бога, либо умрёшь. Сгоришь на костре, как ведьма.
- А что у нас снова законы изменились? - истерично рассмеялась Ева. - И женщин теперь тоже отправляют на костёр? Или вы красивых себе для траха оставляет, а страшненьких сжигаете?
- Молчи, грешница! - на лицо женщины снова брызгают святую воду. - Мы лишь делаем то, на что направляет нас Господь. Мы должны усмирить женщин, показать, где ваше место.
- Где угодно, но подальше от этого дурдома, - прошипела Ева. - Страна дегенератов. Думаете, что вы такие святые и вам всё дозволено? Уверены, что в Судный день попадёте в Рай? Рая нет. И вашего бога тоже нет. Когда мы умираем, то умираем навсегда. Оказываемся в пустоте и тьме. После смерти нет ничего. Ну? Чего же ты встал, тварь божья? Сжигай меня. Позволь покинуть этот сумасшедший мир навсегда!
Поп замолчал. Долго и пристально смотрел на грешницу, а после обратился к толпе.
- Мне нужны трое сильных мужей, которые исполнят божью волю. Эта женщина думает, что получит избавление через смерть. Пути Господне неисповедимы. Мы должны исполнить его волю.
- Какую волю? - усмехнулась Ева, наблюдая, как из толпы выходят трое здоровых мужиков. Перед глазами промелькнули воспоминания об изнасиловании. Их тоже было трое и тогда они заставили её страдать. - Нет, не трогайте меня.
Страх завладел её сознанием. Здравый смысл пытался успокоить её, твердил, что не станут они насиловать её на глазах у целой толпы. Но ведь в прошлый раз именно это и произошло. Её не пощадили и в этот раз всё может повториться.
Двое мужчин развернули её спиной к толпе, крепко удерживали за руки. Сзади подошел третий. Порвав на спине ночнушку женщины, он принял из рук священника мокрые прутья.
- Они вымочены в святой воде, - пояснил поп. Палач усмехается и начинает наносить удары мокрыми розгами. Больно. Ева кричит, вырывается, но потом затихает. Боль. Точно такая же, как в детстве. Отец часто бил её и спина в шрамах тому доказательство. Женщина пытается успокоить себя. Сейчас ей нанесут несколько ударов и отпустят домой. Сейчас всё закончится.
"Ты сильная", - звучат в голове смутно-знакомые слова. Улыбаясь, Ева смотрит перед собой. Да, она сильная. Она вытерпит. Скоро всё закончится.
Тихо охая и шипя от боли, она старается сдержать дрожь в своём теле. Палачу это не нравится, ровно как и толпе. Он бьёт сильнее, распарывая кожу до крови. Больно. Теперь действительно больно. Из груди вырывается слабый крик.
Толпа смотрит. Люди молчаливо наблюдают за происходящим. Мужчины усмехаются, радуются, что еще одна неверная повержена. А женщины тихо про себя благодарят судьбу, что они не на месте той несчастной.
Два года пролетели практически незаметно. Ромка рос. К нему приходили тучные монахини. Учили, рассказывали про бога и ангелов, про демонов и грешных женщин. Довольно много ненужной информации для двухлетнего ребёнка. Но районный священник считал, что мужчины развиваются быстрее женщин, а значит о важных и серьёзных вещах должны узнавать и думать раньше.
Ева день за днём наблюдала за тем, как каждое утро приходят различные люди. Начинают говорить о боге, покаянии, роли женщины в мире мужчин, о важности плодячки. С Ромкой нянчились, сюсюкались и, конечно же, его баловали.
Сама женщина уже не обращала внимания ни на что.
Пытки, а иначе и не назовёшь те мучения, которым её подвергают, сделали своё дело.
После позорного избиения на площади, Еву насильно отвели в монастырь. Там ей покрасили волосы в более тёмный цвет, сутками морили голодом, пытались заставить раскаяться в грехах побоями, часовыми рассказами о том, какой добрый и всепрощающий бог создал мир. Там она пробыла неделю. Потом её отпустили домой, но теперь держали под строгим наблюдением. Если же волосы отрастали, и рыжие корни было просто невозможно спрятать, её насильно красили в тёмный цвет и порой били, а затем запирали в комнате с иконами и не выпускали, пока она не раскается в своих грехах. Били и тащили замаливать грехи, если она снимала платок с головы и держала волосы распущенными.
По воскресеньям её бесцеремонно вытаскивали из постели, волокли в церковь на воскресную службу. По праздникам было то же самое. При каждой оплошности она получала оплеуху или розгами по спине. В крещенские морозы её волокли к проруби, где положено искупаться. И каждый раз, Ева старалась задержаться в воде как можно дольше, чтобы умереть. Ей не хотелось больше жить в этом мире. Не хотелось больше страдать.
После двух лет, Ева пыталась хоть немного вжиться в роль матери. Она пыталась разговаривать с сыном, готовила ему, пыталась быть ласковой. Но... Отвращение никуда не девалось, ровно, как и ненависть. Чем старше становился Ромка, тем сильнее он становился похож на одного из насильников - тёмные волосы и карие глаза. Но Ева всеми силами старалась закрыть глаза на это. Она думала, что хоть так сможет немного отвлечься. Но кого она обманывала? Саму себя.
Ребёнок постоянно напоминал о страшном изнасиловании, о девяти месяцах ужаса в роддоме.
Поначалу всё было нормально. Рома называл её мамой, много болтал обо всем что видел и слышал, особо старался не капризничать. И Ева была ему благодарна за это, хоть её и начали посещать совершенно безумные мысли о том, что было бы неплохо избавиться от ребёнка. Она столько раз смотрела на кухонный нож, столько раз прикидывала, куда лучше нанести удар, но не могла убить ребёнка.
И как-то, когда пришли "няньки" к сыну, Ева из кухни услышала, как Ромку учат быть мужиком. Всё в лучших традициях христианства и патриархата. Мужчина - самец, главный, самый важный человек, создание бога, а женщина - нужна для продолжения рода и для угоды мужу. Она не человек. И самое забавное, что Ромка соглашался. Хоть четыре года и не гарантируют наличие мозгов и своего мнения у человека, но довольно неприятно слышать, когда твой ребёнок, пусть даже и не любимый, соглашается со всем этим бредом.
- Чему это вы его учите? - Ева выглянула из кухни, скрестив руки на груди.
- Он будет настоящим мужчиной, - сообщила монахиня Ольга, одарив нерадивую мать презрительным взглядом.
- Отлично, можете наконец его забрать от меня, - вздохнула женщина. - Всё равно он мне не нужен, да и не хочется, чтобы в доме находился еще один выродок из числа уродов яйценосных.
- Ох, Господи, прости этой грешнице все её злые слова, - взмолилась монахиня. - Неужели ты не понимаешь, что только губишь себя и свою душу таким поведением? Ты должна была уже давно смириться со своим положением. Пойми, что если ты рождена женщиной, то твои главные благодетели - смирение, послушание во всём и невинность. Раз у тебя нет мужа, то хотя бы постарайся научиться уважать своего сына, ведь он мужчина.
- Дай пить, - тут же встрял в разговор Рома. Ева, молча, подвинула к нему кружку с яблочным соком, но мальчик швырнул её на пол, разлив содержимое кружки. - Дай мне пить!
- И зачем ты это сделал? - сверкнула глазами мать. Она поставила перед ним другую кружку с молоком, но и эту мальчик швырнул на пол.
- Я хочу пить, сука! - крикнул он, за что тут же получил пощечину.
- Зачем ты его бьёшь?! - налетела на Еву матрона. - Ты что не видишь, что это ребёнок?
- Пусть научится себя вести, - угрюмо отвечала мать. - Нечего швыряться вещами.
- Но он же ребёнок!
- И что? Я тоже была ребёнком, но никогда не кидалась вещами. Никогда не капризничала.
- Потому что ты была девочкой. Девочка должна быть спокойной и покорной. А Роман - мальчик, будущий мужчина. Ему можно. Так он проявляет к тебе внимание. Вон у соседки вашей через дом, Светки, муж регулярно бьёт её и посуду. А всё почему? Потому что любит и так проявляет о ней заботу. Бьёт - значит любит.
- Чушь всё это! Лучше бы покончила с собой, когда еще только вся эта ерунда набирала обороты.
- Ты что?! Это же грех! Бог накажет!
- Уж лучше так, чем терпеть всё это.
- Дура! - крикнула матрона, прижав к себе пакостливого мальчишку. - Не слушай её, Ромочка. Мать у тебя дура. Бесноватая! Её Бог накажет!
- Сколько раз уже повторять, что никакого бога нет?! - ударила кулаком по столу Ева, из-за чего и монахиня и Ромка вздрогнули. Ругнувшись под нос, она закрылась от всех в своей комнате, которая уже давно не была детской, хоть там и стояла кроватка. Только там она могла отдохнуть от всего этого бреда.
Дальше становилось только хуже.
Возвращение в средневековье шло полным ходом.
Теперь женщин тоже сжигали на кострах. Люди стали бояться и ненавидеть друг друга, как и во временам СССР появились доносчики, которые теперь жаловались друг на друга. Россия сгорала на кострах верующих, уничтожая всех, кто отличался мышлением и внешностью. Рыжеволосых обладателей зелёных волос стали считать слугами сатаны и либо насильно красили в тёмные цвета, либо уничтожали.
Страна деградировала и не желала открывать границы для окружающего мира.
Мужчины были во главе всего. Они решали судьбу целой страны и её подданных. Вскоре был принят закон, по которому, если женщина за десять лет супружеской жизни, рожая практически каждый год-два, приносила мужу дочерей, то мужчина имел право развестись с женой, отослать её в монастырь и взять в жены другую. Из-за этого возраст совершеннолетия стал еще ниже, двенадцать лет. Девочек, у которых начинались женские дни, немедленно начинали готовить в жены, подыскивая ей мужа.
Возобновилось рабство. Теперь, не согласных с законами и церковью людей, не сжигали на кострах, а продавали на невольничьих рынках, как рабочую силу. Для, некогда великой страны, наступили тяжелые времена. Такое ощущение, будто это и есть Апокалипсис.
Ева наблюдала за рассветом. Солнце лениво поднималось из-за горизонта.
Нужно торопиться.
Закрыв окно и отперев дверь, она покинула свою спасительную комнату. Ромка спал на диване, обнимая большого плюшевого зайца. В квартире полнейший беспорядок. Везде валяются фантики от конфет, разбросаны вещи и разбито несколько горшков с цветами. Но женщина не обращала на это внимания. Сейчас не до этого. Она уверенно направилась в кухню. Взяла кухонный нож и заспешила в ванную комнату. Нужно успеть всё сделать, пока не заявились "няньки" сына.
Заперев дверь за щеколду, Ева включила воду. Ванна набиралась тёплой водой, пока женщина скидывала с себя одежду. Оставшись в одном нижнем белье и рассматривая острый нож, она залезла в ванну, погрузившись в воду по самую грудь.
- Прощай, безумный мир и здравствуй, ничто, - пробормотала себе под нос она, делая глубокий надрез на запястье ножом под водой. Больно было лишь мгновение.
Кровь выступила мгновенно, окрашивая воду. Рядом еще один надрез. Тихое шипение. Поменяв руки, Ева проделала то же самое со вторым запястьем, тихо шипя или же вздрагивая от боли.
Раны кровоточили. Улыбнувшись скорому избавлению от мук, Ева сделала глубокий вдох и полностью ушла под воду. Обеими руками сжала рукоять ножа, и направляя его остриё на себя. Собравшись с силами, она полоснула им себя по горлу. Крови стало больше.
Вода уже вышла за бортик ванной, стекая на пол, окрашенная в алый цвет. Женщина улыбнулась уголком губ, выпустив из рук нож. Она уже чувствовала холодные объятия смерти рядом с собой. Слышала, как её зовёт вечное Ничто.