Старые сказки на новый лад.

[hadeloki]

Автор: **Локи**
Соавтор: Рэн Дракула

Фэндом: Гримм Якоб и Вильгельм «Сказки братьев Гримм», Красавица и чудовище, Народные сказки, предания, легенды, Золушка, Лепренс де Бомон Жанна-Мария "Красавица и Чудовище", Перро Шарль «Золушка», Гримм Братья «Крысолов из Гамельна», Аксаков Сергей «Аленький цветочек», Гримм Братья «Золушка», Перро Шарль «Спящая красавица» (кроссовер)

Пэйринг или персонажи: Персонажи детских сказок, ОМП и ОЖП.

Рейтинг: NC-21
Жанры: Гет, Слэш (яой), Фемслэш (юри), Драма, Фэнтези, Философия, Пародия, Даркфик, PWP, POV, AU, Songfic, Мифические существа, Стёб
Предупреждения: Смерть персонажа, OOC, Насилие, Изнасилование, Нецензурная лексика, Групповой секс, ОМП, ОЖП, Кинк, Зоофилия, Некрофилия
Размер: Мини
Статус: закончен

Описание:
Все мы любим сказки. Но порой не все знают, что оригинальные сказки знаменитых сказочников и их адаптированный для детей вариант не одно и то же. Многие из сказок в оригинале жестоки и полны таких "ужастиков" вроде выкалывания глаз, смертей главных персонажей, порой зоофилии и инцеста. Этим известны и сказки братьев Гримм. Так что не думаю, что я кого-то удивлю или приведу в ужас, но тем не менее я хочу написать свои версии сказочек, так скажем с плохим или неоднозначным концом...

Посвящение:
Рэну, однозначно, за то, что не дает мне прекращать писать мой графоманский бред.

Примечания автора:
За стеб и юмор в некоторых частях отдельное спасибо Рэну Дракуле))


Все не так с Чудовищем.


Сказочное королевство.

Цветущие луга, поля, разливные реки, с пасущимися на берегах практически домашними сказочными животными, не боящимися человека, раскидистые мрачные вековые деревья, в которых, кажется, за каждым листком живет маленькая фея. Все эти красоты окружали древний прекрасный замок. В нем жил принц, по имени Адам. Родители принца скончались еще, когда принц был совсем младенцем, и вся забота о его воспитании легла на плечи, постоянно сменяющих друг друга по прихоти малолетнего венценосца, нянек. Естественно, что окруженный слугами, заботой, он ничего практически не умел делать сам, а вседозволенность, в которой его воспитывали, сделало, к моменту нашего повествования, из коронованного правителя эгоистичного 16-летнего взбалмошного юношу, возомнившего себя чуть ли не богом, чье слово беспрекословно исполнялось. В Адаме было качество, которое он ценил в себе и в людях превыше всего – красота. Рыжие кудри словно из золота обрамляли правильное лицо с волевым подбородком, прямой ровный не широкий, как у простолюдин, а чуть суженный нос выдавал царскую породу. Голубые, почти идеально синие глаза, как у его матери, были признаком древнего благородного рода. Адам часами мог любоваться в зеркало, разглядывая свою идеальную внешность.

В одну темную ночь постучалась в ворота его замка старая, сморщенная годами женщина в изношенном черном балахоне, которым она напрасно пыталась скрывать морщинистое с большими бородавками, пятнами и родинками лицо. Адам приказал пустить старуху в замок, дабы народ видел в нем щедрого правителя, и усадить ее за стол, накормить и обогреть у камина. Но женщина была бедна и протянула в знак благодарности лишь сморщенную почти засохшую, как и она сама, розу. Побрезговав, принц выбросил ее в окно. Ужин продолжался, а Адаму все противнее было находиться рядом с мерзкой старухой. Его всего передергивало, когда она своим единственным желто-коричневым огромным для ее рта зубом, пыталась жевать пищу, только слюнявя ее сморщенными черными губами. Не выдержав долго, он в гневе орет на стражников:
- Прочь! Выдворите ее прочь! Эта мерзкая, отвратительная и уродливая старуха, более того, что не может должным образом отблагодарить за королевский прием, так она еще и смеет своим присутствием портить мой аппетит!!
Женщина попыталась слабо что-то возразить, что она простая крестьянка-нищенка и у нее ничего нет, но никто не дал ей этого сделать.
- Вон!! Пока я тебя не повесил!! – кричал принц, и во время гнева лицо его искажалось в жуткой гримасе.
Старуха, вздохнув, отправилась к выходу, шепча себе под нос: «Ты видишь лишь внешнюю красоту в себе, но внутреннее твое уродство вылезает в гневе наружу. Не видишь ты красоты, что у людей внутри. Так стань таким, какой ты есть на самом деле. И пусть отвернуться люди от тебя, как ты отвернулся от меня. И не спадут мои чары и слова, пока не полюбит тебя кто-то не за деньги и титулы, не за красоту и не за уродство, а просто и безвозмездно. А если не найдется такого человека, то быть тебе во веки веков, тем чудовищем, что ты есть. Слова мои не рушимы будут пока я жива, да и после смерти моей… Любите бабушку!»
Только хотел Адам позвать стражу, чтобы схватить мерзкую колдунью, как стало обрастать шерстью его прекрасное лицо, как стали удлиняться руки, превращаясь в лапы с длинными и острыми когтями. Отрасли у него на голове рога, и слуги в страхе стали разбегаться от такого зверя, не видя в нем своего правителя. Пытался с ними заговорить принц, но из пасти выходил только звериный рык и зловонье. Носился он в гневе за своими слугами и няньками, крушил своим, теперь уже громадным, телом все вокруг, пока не наткнулся на зеркало. Адам увидел свое отражение, взревел не человеческим и не звериным голосом так, что все кто был в округе, в замке и рядом с ним, разбежались в страхе, наложив кирпичей в штаны. А роза, что валялась брошенная принцем в саду, проросла и стала самым прекрасным цветком, что когда-либо можно было увидеть.

Шло время. Никто не вспоминал о принце, так как никто не любил этого эгоиста, все только делали вид, что любили его, но им всем было глубоко СРАТЬ на самом деле! Люди постепенно привыкли жить так, без правителя. Рядом с замком разрослись дома, лавочки, ярмарки. Жизнь кипела, королевство росло и, несмотря на многочисленные байки о чудовище в заброшенном и заросшем густыми сорняками замке, люди жили по соседству с ним. Так жил и Морис. Простой торговец разным товаром. У него было три дочери. Мать девочек рано умерла, и отец воспитывал их сам. Часто пребывая в разъездах по торговым делам, он почти не мог заниматься их воспитанием. Старшие девочки часто били, пинали, унижали и заставляли делать всю работу по дому младшую сестру – красавицу Белль. Все дело было в зависти: старшая сестра была чересчур высока и худощава, длинный и большой нос портил все ее и без того невзрачное с мелкими чертами лицо, средняя была, наоборот, очень полна, так, что толкни ее – она покатится как шар. Белль же была стройна, но в меру, лицом миловидна, губами пухла, и совсем не сварлива, как сестры. Длинные каштановые волосы Белль были предметом зависти всех девушек и женщин в округе. Тихо и скромно она выполняла все, что скажут. Хотя не известно, было ли дело в покладистом характере Белль, или в том, что часто избивая сестру, старшие девочки почти полностью лишили ее разума. Тем не менее, Морис любил больше именно глупенькую, молчаливую Белль, нежели других дочерей, ибо нехуй. Он всегда привозил дочерям подарки, и Белль всегда отличалась тем, что просила что-нибудь, что трудно достать, словно пользуясь этим (ах, ты маленькая сучка). То флейту ей подай, чтоб сама играла, то самый большой в мире пирог… Старшие же дочери просили в основном платья, да самоцветные каменья или другие какие украшения. Вот и на этот раз попросила Белль у Мориса самую красивую в мире розу. И какой бы цветок он дочери не приносил, она все грустила, хоть и молчала, но понимал отец, что не то ей принес. Смотря на это, сестры пытались подговаривать отца о том, что это просто прихоти, но мало он слушал их.

И вот однажды возвращался Морис поздно домой, торговля в этот день шла допоздна очень бойко, что было редкостью, и он не решил упускать такие деньги, ведь он был хороший одесский мальчик, но тщательно скрывал своё происхождение. Домой его повлекла не столько темнота, сколько надвигавшаяся песчаная буря (волшебник из страны Оз отдыхает). Поднявшийся ураган поднимал в воздух столько пыли, что отец-одиночка почти ничего не видел перед собой, кроме большого носа. Он шел на ощупь, держась за стены, деревья, за все, что под руку попадалось и уже начал жалеть, что в алчности не пошел домой раньше. Через некоторое время он уперся руками в живую изгородь, которая оказалась жесткой травой, неудачно оступившись, он провалился туда, обдирая колючими стеблями и листьями руки и ноги. За жесткой травой оказалась более мягкая (Зева+ нервно курит в сторонке). На удивление сквозь густые заросли песок совсем не проникал, и Морис мог спокойно разглядеть все теперь. Его взору открылся обвитый плющом и колючками старый заброшенный замок. Подумав, что глупые легенды о чудовище, которого нет и быть не может, лучше, чем песок, которого он и так уже порядком наглотался, Морис стал бродить по саду. Через минут пятнадцать таких гуляний он чуть не наступил на сияющую алую прекрасную розу без шипов. Подумав, что может это то, что и нужно его красавице дочери, без задней мысли он наклонился и сорвал цветок, не видя, что сзади к нему, облизываясь, приближается здоровенный косматый невиданный рогатый зверь.

За годы одиночества принц одичал окончательно и по повадкам ничем не отличался от обычного животного, разве что необычного на облик. В голове такого зверя не было больше и человеческих мыслей (да они и раньше отсутствовали). Мысль была одна – ЖРАТЬ. А этот торговец из мяса, что забрел в его сад был ничем иным, как едой. Набросившись на Мориса, чудище укусило его за бедро. Еле как вырываясь и оставив в клыках зверя кусок дорогих шаровар, горе-отец бросился к спасительной изгороди. Спешно продираясь и ломая ее, он думал только об одном – не стать обедом. Зверь же прыжками настигал и дышал в спину. Ему снова удалось укусить его, на этот раз за ягодицу, и вырвать кусок кожи и немного мяса из живой плоти.

Морис не помнил, как хромая и крича, улепетывал от чудовища. Благо теперь песчаная буря сыграла ему на руку – зверь потерял его из виду. Придя в себя только уже дома, торговец заметил, что все еще сжимает в руках ту самую розу, и торопливо вручил ее дочери. Белль обрадовалась, расцвела и стала прыгать по дому как маленькая, совсем забыв про раненого папашу. Сестры снова шепча стали внушать отцу идеи о ее безумии, и что по-хорошему, девочку бы надо сдать знающему специальному доктору, но отцу было не до этого. Да, теперь ему есть что рассказать на рынке, только надо подождать, пока больная задница чуть-чуть заживет.

Прошло несколько дней. По небольшому городку королевства стали проноситься пугающие известия: каждый день и каждую ночь на улицах города находили трупы растерзанных мужчин и женщин, и у каждого из убитых на одежде, в волосах или в руках была красная роза. Из тел были вырваны куски мяса, а лица жертв были обезображены, так что родственники с трудом могли их узнать. На телах многих девушек была разорвана полностью одежда, сами тела были исцарапаны чудовищными когтями, а также зачастую были видны следы изнасилований. Но кто мог совершить все это?

Старшие сестры стали говорить Морису, что тот цветок, что он принес Белль, мог стать причиной всех этих убийств, но Морис не особо слушал их, лежа на животе, пока те мазали лечебной мазью его раны. Он был рад, тому что Бель теперь наконец-то довольна и не просит у него ничего больше, ибо он больше ей ничего не принесёт. Сестер пугало еще больше то, что вскоре слухи об убийствах участились. Теперь жертвами становились даже те люди, у которых даже просто на окнах стояли горшки и вазы с красными цветами, как раз как в комнате у Белль. Не спасали ни стекла, ни распятия, ни чеснок, ни оконные рамы со ставнями - нечто ломало все это, как щепки. Сестрам совсем не хотелось из-за своей дурочки-сестры оказаться в одну из ночей мертвыми. Дождавшись пока Морис уснет, они вытолкнули Белль вместе с ее цветком за дверь. Девочка не очень расстроилась - впервые ей разрешили гулять до поздна, а она никогда не видела ночного города.

Бродя меж темных пустых прилавков, темных улочек, проституток и проститутов всех возрастов, мусора (нет, не ментов), собачьих и кошачьих свадеб и прочих радостей ночной жизни, девушка не сразу заметила, что за ней давно и пристально следят. Дыхание в спину она почувствовала только тогда, когда большая когтистая лапа толкнула ее в спину, валя на пыльные камни мостовой. Перевернув ее тело, чудовище рыча забрызгало лицо девушки липкими слюнями и стало царапать ее тело когтями. Монстр разрывал одежду девушки, а та только хохотала, считая все его действия щекоткой и игрой "большого песика". Просто Белль, кроме глупости, обладала еще одним качеством - чудовищной близорукостью. Очков она не носила, так как занятой отец, задаривая дочерей подарками, не обращал внимания на их здоровье. Девушку не смущало даже то, что в невинной игре "песик" полностью раздел ее.

Громадные лапы вжимали девушку все сильнее в землю. Нечто горячее уперлось ей между ног. Прежде чем девушка сумела сообразить, что произошло, твердая плоть члена чудовища уже ворвалась в девственное до этого тело девушки. Вскрикнув от боли, девушка попыталась отпихнуть от себя зверя, но тот только сильнее вжал ее своим телом в придорожную пыль, грозно рыча и ломая хрупкие ребра девушки одним движением. Он двигался быстро, разрывая узкую дырочку Белль, что заставляло ее плакать и звать на помощь, но вскоре крики боли перешли в крики наслаждения, когда громадный член стал доставать ей до матки. Но чудовищу было мало этого. Он вцепился своими клыками в плечо, вырывая кусок мяса, а Белль уже не могла ни сопротивляться, ни кричать. Хрупкие ножки девушки были неестественно вывернуты, кости бедер торчали из тела, сломавшись под напором тяжелого тела "песика", она больше не двигалась, почти потеряв сознание, вздрагивала лишь только от очередной боли. За плечом челюстями был растерзан бок Белль. Когти чудовища раздирали ее грудь, добираясь до громко стучащего сердца. Двинувшись сильнее, чем когда либо прежде, монстр почти всем весом навалился на нее, заливая спермой разорванное напором тело девушки, в этот же момент, доломав кости, клыками он вырвал ее сердце. Глаза девушки потускнели, Белль умерла.

Чудовище с удивлением смотрело на труп девушки, тыкая его рогами. Одичавший принц явно не понимал, почему она больше не дышит. Ему было мало. Ударяя лапами по ее лицу и оставляя на лице глубокие царапаны когтями, он призывно рычал, топчась на еще теплом теле. Не получив ответа, он боднул ее голову рогами и случайно задел рогом глаз, выколов его. Недовольно урча и шипя, словно взбешенный кот, он толкнулся членом в проломленную грудную клетку, заполняя им то место, где когда-то было сердце. Движения были быстрыми и короткими, и вскоре пустоту заполнила очередная порция густой спермы. Чудовище долго лежало урча в волосы и на ухо Белль, пока не заметило красную розу, зарытую в ее растрепанных волосах. Ту самую розу, которая росла в его замке, которую сорвал тот вкуснозадый человек. Чудовище вскочило и громко взвыло, перебудив почти весь город своим грустным ревом. Ему не на кого больше охотиться, теперь ему нужно искать новый способ развлечения. Скучно...

На утро на главной ярмарке в куче пыли и мусора Морис, выйдя на работу, увидел тело своей младшей дочери, убитой как и многие другие девушки до этого. Странным было то, что со смертью Белль убийства такого странного рода прекратились. Город был счастлив. Счастливы были и сестры, что избавили себя от глупой, позорившей их сестры, что им больше не угрожает неизвестный маньяк. Счастливы были все, кроме Мориса, который вскоре спился. Старшая и средняя дочери скоро бросили, ненужного им теперь, незадачливого старика и повыскакивали замуж за местных крупных купцов, его конкурентов. Через пару лет в замок наведались смелые рыцари, что искали подвига, но он оказался пуст. А чудовища больше никто не видел...




Все не так с Золушкой.

В далеком-далеком королевстве, за тридевять земель и тридевять морей, давным-давно жил граф со своей женой. Жили они в замке около леса, не тужили, добра наживали. Граф все время за работой да в разъездах проводил, а жена одна дома скучала. Забредал иногда под ее окно пастушок со своим стадом. Стадо то волки почти все перетаскали, а пастушка палками погоняли, но все равно он ходил к той усадьбе около леса...
И вот родилась у графа с женой дочка. Не в отца и не в мать, что светлы были и волосами и лицом. Но прекрасна, хоть и глаза ее были цвета золы, а не неба как у родителей, а кудри волос напоминали больше шерсть овец пастушка, нежели благородные локоны графа.
Увидел граф, что дочь не похожа на него, обвинил жену в неверности, хотел выгнать, но запил... И сам не понял, но увидел в один из дней, когда закончились запасы у него вина и пива в погребах, труп жены (уже давно разлагающийся) на кровати, а рядом приживавшуюся к мертвой груди ее дочку... Прошли годы. Граф женился снова, привел в дом хозяйку с двумя ее дочерьми. Невзлюбила новая мачеха дочь графа, нагружала ее самой грязной работой, хоть и в доме прислуги хватало. А за серые глаза девушки, да за то, что она целыми днями копалась в золе и была грязной ее прозвали Золушкой.
Волосы девушки стали как сажа, лицо было черным как смола, и никто не знал, как выглядела она чистой. Младшая дочь новой жены графа часто любила избивать девушку. Она вместе с мачехой как-то изорвала ее последнее платье, оставшееся от матери, за место чего ей дали мешок из-под картошки. Девочка часто приходила плакать на могилу к матери и жаловаться на свою жизнь, на то, как обижают ее мачеха и названные сестры, как все равно на это отцу, как тяжко жить сиротке, которую никто не любит.

По королевству быстро ходят вести. И вот принц решил найти себе невесту. Он молод и юн, да и его престарелый отец уже скоро отдаст ему трон, но видеть хочет, что сын не пропадает в одиночестве. А вместе с этой вестью и другая приходит: граф молодой отошел в мир иной. А вдова с дочерьми, что была его женой быстро очень находит покой. Не желая грустить на бал она спешит породниться желая с семьей короля, чтобы жизнь в одиночестве не горевать зря, да и муж ведь жене всякой нужен. Пусть она или кто-то из ее дочерей и будет при муже.

Золушка смотрит на своих сестер и на бал тоже у мачехи просится.
- Замарашка, чего ж ты забыла там? - но отводит одна дочь мать прочь.
Тихо шепотом говорит:
- После смерти "отца" слуг не много в доме, а до бала нам дня два. Надо платья быстро сшить, а Золушка на это способная. Лучше мы ее задобрим, а потом обманем. Все равно ей замарашке на балу не место.
Согласилась с нею мать. Наказала Золушке платья сшить, да с тем условием, что за это она на бал поедет. А настал день бала, так и говорит:
- Езжай Золушка на бал, только сначала дров на год наколи, пол помой и подмети весь двор. Розы, что растут в саду поливай да так, чтоб бутоны все цвели. Отдели зерна от плевел и горох перебери. Муку также намели. Пряжу всю перепряди. Хлеба на месяц напеки. Покорми собак в округе... Ну, коль выполнишь все это, - сказала мачеха, видя как округлились от ужаса глаза Золушки, - можешь заглянуть на бал...
Попыталась Золушка что-то возразить мачехе, но та только ударила девочку поясом от платья по губам за неблагодарность и еще работой нагрузила.

Мачеха с дочерью поехали на бал, уже и месяц над землей сверкал. А Золушка закончив всю работу, над материнской могилой лила свои слезы. Не пойми откуда свершилось чудо. Птицы платье принесли из шелка дорогого из серебренного, да из золотого, да туфельки из золота под стать, чтоб на балу сиротке поблистать...

Отмылась Золушка, приоделась в новые наряды, отправилась на деланный бал. И вот на балу Золушка и сама не верит в свое счастье. А принц с первой минуты ее появления окружил ее своим вниманием, все глаз не сводит, все с ней танцует. Но вот близится рассвет и пора ей возвращаться домой. Еле сбежала девушка от принца, успела таки домой до прихода мачехи и сестер, и притворилась спящей. А на балу принц все пытался разузнать кто была та, что так понравилась ему. Но никто не знал ее имени, и кто-то предположил, что это была Золушка, так как всех других девушек бы легко узнали, а Золушка всегда сидела дома и никто ее толком не видел. Мачеха Золушки только посмеялась над этим, так как была уверена, что та не смогла бы сделать столько работы, да и не отмылась бы от грязи, так как всегда была ужасной замарашкой. Но принцу глубоко в душу запало это прозвище. Чтобы отвлечь принца мачеха до конца бала танцевала с ним.

Принц невесту не нашел и опять устроил бал, чтобы снова простой люд не работал и плясал. Золушка же с принцем вновь танцевала и, смеясь, все не верила в любовь, что у принца родилась.

Вечер второго бала прошел также быстро как и первый, но принц, больше не желая ротозееть, приказал разлить на дороге смолу и туфелька Золушки прилипла к ней. Принц взял туфельку и, разузнав побольше о том, кто такая Золушка, отправился в графство к ее семье. Принеся туфельку, сказал:
- Та, кому она придется в пору, и есть моя невеста.
Примерила туфельку старшая дочь. Туфелька налезла, но мешал большой палец и мачеха сказала дочери, чтоб та отрезала его. Старшая дочь так и сделала, ведь стань она королевой, ей не придется ходить вообще. Принц повел ее к замку, но видит, что с ноги ее течет кровь.
- Ты обманщица, а не моя невеста, уходи, - отослал он ее обратно и вернулся с туфелькой ко второй дочери. Младшая дочь примерила туфельку, но мешала пятка и опять по совету матери она отрезала, не задумываясь, себе пятку. Снова идет принц с невестой к себе в замок, и снова с ноги девушки капает кровь.
- Ты обманщица, а не моя невеста, уходи, - отослал он ее обратно и вернулся с туфелькой в дом Золушки, предлагая туфельку ей.

Мачеха смекнула в чем дело. Она решила действовать смело. Тихо подозвав к себе Золушку, она изрезала тайно ей ногу. Снова ведет принц с собой девушку и снова следы кровавые видит он следом...

- Ты обманщица, а не моя невеста, уходи, - отослал он ее обратно и вернулся с туфелькой в дом Золушки. Подходит он к мачехе и говорит:
- Нет среди них той Золушки, все девушки лишь мечтают породниться с королевской семьей, а мне нужна лишь та, с кем так хорошо было мне на балу.
Тогда мачеха сама взяла туфельку у принца и примерила ее. Вместо одной ноги у старой ведьмы был протез, а протез ничего не чувствует в какую маленькую туфельку его не запихни. Повел он женщину за собой в замок. Смотрит, ступает она спокойно и кровь не течет. Но видит принц, что это не та девушка, а слов сказанных не воротишь, а сердце сомневается как никрути. Поцеловала неожиданно ведьма принца, околдовав своими женскими чарами, и сомнения вмиг прошли, уступив место умелому страстному поцелую. Взял принц старую мачеху в жены, не на радость отцу, но тот вскоре умер и не успел ничего против сыну сказать. А мачеха, взяв своих дочерей зажила королевой, погоняя как и прежде по хозяйству Золушку...




Во всем виноват крысолов.

***

Возможно, я и вправду оказался здесь по праву. Потому как я просто не в силах объяснить происходящего никаким рациональным способом. Сколько уже можно меня спрашивать? Я ничего не помню... Одна только боль. Хотя, сейчас я, кажется, начал что-то вспоминать...

Как обычно возвращаясь вечером домой, я вдруг решил сменить маршрут, так как дорогу, по которой я обычно направлялся ремонтировали. Свернув в один из переулков, мое внимание не сразу привлек мрачноватый тип в конце квартала. Я бы и не обратил на него внимания вовсе, если бы зеленоватые, какие-то неправильные глаза не смотрели так пристально на меня. Мне это не понравилось. Не знаю почему, просто не люблю, когда на меня таращатся вот и все. Неспешно сблизившись с ним, я прямо спросил:
- Что вам нужно? На мне узоров нет, уважаемый. Да и я не курю, и телефон дома забыл, если вас интересует эта стандартная пара фраз, - сказал я ему довольно резко.
Почему-то он мне не понравился. Я редко испытываю к людям открытую неприязнь, хоть и всегда не долюбливаю гоподу, поджидающую жертв вот в таких вот переулках, но тут было что-то другое. Его глаза. Да, только теперь я смог понять: зрачки в них были вертикальными как у кота и неестественно светились Линзы? Сейчас люди чем только не балуются. Худощавое, можно сказать даже слишком лицо, выглядело через чур вытянутым, еще большую остроту этому лицу придавало подобие бородки, которую носил разве что средневековый До Кихот. Сам тип выглядел также старомодно: вытянутую тонкую фигуру почти полностью скрывал какой-то странный старомодный вытертый балахон.
- Действительно, были б хоть узоры, а то вы такая же банальщина, как и все вокруг, к сожалению. Не успели лишить невинности свою молодую наивную жену, как уже положили глаз на ту грудастенькую официантку из бара напротив работы... И уже договорились о завтрашней встрече...
Нет, ну откуда он узнал!
- Это возмутительная наглость! Следить за мной! Вы что репортер?! Так и следите за политиками и звездами. Я простой клерк! Что вам от меня то нужно?
- Нет, я не репортер. Вы ошиблись. Я Крысолов. А ты крыса, - последние слова тмаинственный тип произнес с какой-то особой четкостью, ткнув меня в грудь чем-то продолговатым блестящим и холодным, достав это из рукава.
Он брезгливо окинул меня взглядом, развернулся и свернул за угол, выйдя на залитую красным светом улицу.

Почему я только не повернулся и не пошел другой пусть и длинной дорогой? Зачем я последовал за ним?

Я хотел что-то сказать этому наглецу, но его худощавая фигура в потертом балахоне стремительно отдалялась от меня. Только с запозданием, пройдя несколько шагов, я понял откуда лился этот красный свет. Все вокруг пожирал неистовый огонь. Странно, мне всегда казалось, что эта дорога приведет меня к моему дому, на окраине города. Один переулок никак не мог преодалеть расстояние в 40 минут хотьбы до той церковной площади, на которой я сейчас оказался. Я просто стоял и смотрел на огонь, который словно сжимался, окружая меня. Я даже не сразу обратил внимания на группу людей впереди, которые как завороженные, закрыв глаза и выставив вперед руки, по одному входили в горящую, скрытую пламенем арку входа на двор музея-планетария. Их лица были счастливыми, а над самим зданием сияла яркая восмиконечная звезда. Мужчины, женщины, дети, - все двигались как один, покачиваясь в такт музыке, которую я не слышал.

Тот глубинный, животный, непередаваемый страх, что я ощутил видя их, я никогда не смогу забыть.

Я хотел что-то крикнуть, побежал чтобы остановить хоть кого-то из них, но крепкая рука схватила сзади меня за плечо.
- Крысы, - услышал я знакомый голос рыжебородого, - одни крысы мечтают избавится от других крыс. Ваш городской... м-м-м иепископ, - задумчиво полушепотом продолжал он, - обещал заплатить не мало золота своих овечек, чтобы избавится от...как он сказал... неверных, которые пришли сюда с чужих земель портить ваши умы. А теперь лжет, что ничего не знает, - при этих словах на моих глазах остроугольная крыша церкви стала рушиться, проваливаться внутрь, я передернулся от ужаса, не в силах повернуть лицо к Крысолову, у меня было чувство, что это было именно его рук дело.
Деревянные стены вспыхнули в один момент, я видел, как спешно, толпясь, люди вылетали из дверей с криками на окруженную огнем улицу.
- Все крысы одинаковы, какими бы отличиями они себя ни наделяли, какими бы именами не называли те мифы, в которые они верят. Всем крысам свойственны одни похотливые желания, - голос крысолова казалось теперь доносился до меня отовсюду.

Я видел как толпа паникующих людей несется на меня, но вот зазвучала тихая едва уловимая мелодия, словно колыбельная из детства, и все словно забыв о страхе и пожаре замерли, как в многими когда-то любимой игре "море волнуется...". Я с трудом заставил себя обернулся. Рыжебородый играл на тонкой выточенной из какого-то черного металла флейте. Меня потянуло в сон, глаза стали закрываться и я чуть было не упал.

Но тут музыка резко сменилась на живую и подвижную кадриль или польку, честно сказать, я не очень разбираюсь в танцах, но тогда мне казалось, что она была именно такой. Я видел как испуг на лицах людей сменяется улыбками счастья, как одни обнимаясь, пускаются в пляс, другие, схватив то, что попадалось им под руки попадалось: камни, деревянные палки, щепки и осколки стекол, кидались все с такой же безумной улыбкой то на одного, то на другого, забивая его до смерти.

Наблюдая, я с трудом сумел осознать, что сам куда-то бегу, схватив и сжимая в руке увесистый осколок кирпича. Женщина, довольно пожилая, запуталась в длинной серой юбке и упала, поправляя платок, улыбаясь она пыталась встать, но в глазах я заметил искры страха, словно где-то в глубине души она понимала, что сейчас я нанесу удар. Я попал камнем точно в висок, хотя раньше никогда не умел драться, и тем более был уверен, что никогда не смогу убить человека. Закрыв глаза, она как мешок повалилась на землю, я напрыгнул на нее сверху, продолжая совершать удар за ударом по истекающей кровью голове. Мне стало жутко, так как мне это все безумно понравилось, я хотел увидеть еще больше ее крови, увидеть как растекаются по камням мостовой ее мозги. Белый платок давно съехал и пропитался кровью, но я не мог остановиться. Впиваясь в это еще горячее тело ногтями и зубами я сдирал с нее куски кожи, разрывая как зверь серую юбку старухи, ее темнобурую от крови кофту, принялся мять ее струю обвисшую грудь. Я был в ужасе от того, что я делал, но я никак не мог заставить себя остановиться. Тогда ее почерневшие соски какзались мне желанней сосков матери для новоржденного младенца. Я желал содрать их зубами, проникая внутрь ран языком пить кровь, вместо молока. О да, мне нравилось то, что я стал некрофилом.

Музыка сменилась плавно и я не сразу сумел заметить это. Ее агрессивные ноты, словно языки окружавшего площадь пламени прожигали мне мозг. Я огляделся и заметил, что все прихожане церкви, как и я, были охвачены этим огнем похоти. Даже святой отец нашел себе для развлечения пару прихожанок. Одна их была еще жива и терлась своим телом о безжизненную грудь другой, засунув в нее несколько пальцев, по которым стекала кровь, она активно виляла попкой принимая в горячую заднюю дырочку довольно внушительных размеров член святого отца. Живые с живыми. Живые с трупами. Все не зависмо от пола и возраста предавались разврату, убивая и удовлетворяя друг друга. Мне почему-то казалось, что именно так должен, наверное, выглядеть ад.

Это зрелище настолко возбудило меня, что я не заметил как испачкал своей спермой тело мертвой женщины, повалившись на ее еще теплую кожу, я прикрыл глаза. Я почти не чувствовал, как меня куда-то волокли с рычанием такие же безумцы как и я. Улыбаясь от своего греховного удовольствия, я позволил положить себя на спину, извиваясь от ударов чьих то кулаков, пальцев, палок, ремней чьих-то брюк, которые мне казались особенно приятными. Они решили сделать из меня такую же жертву, какой была та старая женщина для меня. Эта мысль отчего-то показалась мне безумно приятной и привела к очередному возбуждению моего тела. Так кроме некрофилии я открыл в себе мазохизм.

Я запротестовал только тогда, когда член лысого толстяка, мясника Лью на рынке недалеко отсюда попытался проникнуть в мое непривычное и неподготовленное для этого тела.

Боль. Боль какзалось смогла немного отрезвить меня. Я запротествал и попытался вырваться из под тяжеловесной туши, которая почти раздавила мои легкие, но мало того, что это просто нереально было сделать, и все мои попытки против этого здоровяка были смешны, так еще и его член от моих ерзаний только глубже проникал в мой зад, который горел от нестерпимой боли. Лью явно не понравилось то, что я избивал его плечи и грудь и он со всей силы приложил меня головой о мостовую. Что-то хрустнуло. Мои кости, наверное. Я терял сознание, откинув голову назад. Но я, все-таки, успел заметить, как Крысолов запахнулся с головой в свой потертый балахон и исчез, будто растворяясь в воздухе. Либо это растворялось в темноте мое сознание. Уже трудно было понять. Боль. Не осталось ничего, кроме боли.

Боль. До сих пор, сидя здесь, я чувствую ее в каждой клетке своего тела. Я плохо помню суд. Мне сказали, что меня обвинили в массовом убийстве и поджоге церкви, а также целого района города. Но если я смог сказать, что-то членораздельное на суде, то я понимаю, почему оказался здесь. Сидя на полу в моей одиночной камере-палате, я сейчас смотрю на крыс. Вот двое крыс дерутся, пытаясь перегрызть друг другу глотки, но только один крыс смог взять верх над другим, он не добивает его. Нет, он забирается сверху и пользуется ситуацией, совокупляямь с другим поверженным крысом.

Я понимаю. Понимаю, что он был прав. Крысолов... Мы такие же как и они. Мы крысы. Мы подверженны своим низменным желаниям и никогда не избавимся от них. Наоборот, подвернись случай, мы высвободим все грязное в полной мере. Мы лишь пытаемся казаться хорошими. Крысы и то честнее нас, они хотя бы не скрывают свой сущности, она видна в их отвратительном облике.


***

Пристарелый седобородый низенький врач психиатрической лечебницы придирчиво вглядывался в листок, который забрал только что у пациента. Юная, любопытная медсестричка, тут же с интересом склонилась над ним, выставив из разреза своего белого халата небольшую но упругую грудь.
- Что вы видите, доктор, - заворковала она, хотя прекрасно чувствовала, что взгляд серых глаз из под очков сейчас был направлен только на ее декольте.
- Хм... сложно сказать. У меня много мыслей на этот счет. У больного слишком хороший письменный слог для сумасшедшего, но говорят, что детектор лжи показывал, что он полностью уверен в правдивости этих своих бредовых рассказов. Впрочем, если вам так интересно, я могу все попдробнее рассказать в своем личном кабинете прямо сейчас.
Девушка согласно кивнула с легкой улыбкой.
- С таким любопытством вы далеко пойдете, - сказал врач медсестре, не стесняясь, погладиваяя ее по бедру.




Не по-братски, а по-свински.


В одном Темном Лесу жил самый обычный Серый Волк, снимал самую обычную покосившуюся избушку, отдавая почти все свои сбережения, зарабатываемые охотой на зайцев, за этот скромный, но всеже уютный холостяцкий угол.

К слову сказать, угол этот с месяца на месяц обещал обзавестись хозяйкой. Волк давно положил глаз на юную Лису, только что вернувшуюся из заречного совсем не темного, а просветленного и облагороженного Лесного Парка. Волк и так, и эдак крутился возле Лисы, стараясь заполучить хоть каплю ее расположения, что было не так уж легко, учитывая, что на красавицу имел виды сам Медведь. А всем известно, что красота спасает миры только за большие деньги. Тем не менее, в этом случае эта самая красота пока решила отступить от своих правил, и Волк уж было получил от Лисы недвусмысленный намек, и уж было собрался повести избранницу в роскошный ресторан и сделать предложение...

Но вот беда: зайцы совсем распоясались. Провозить капустную пропаганду через Зеленые Луга вздумали. А как всегда бывает, кто крайний, кто не уследил? Конечно, самый юный и неопытный в рядах Хищников, Серый Волк. Урезали нашему брату жалование, а тут уж не до шикарной свадебки, на самое простое золотое колечко деньги скребсти, да не наскрести.

Вовремя вспомнил Волк о трех братьях поросятах, а если по-честному довольно зажиточных свиньях, которые не гонялись по ночам за зайцами и не морозили хвосты в Непролазных Болотах, а отстроили себе трехэтажный кирпичный домик только на то, что давали другим зверям займы, когда припирала нужда, сдирая потом не только большие проценты, но порой и последнюю серую шкуру.

Неприятно, конечно, дело иметь со свиньями, да только ничего не поделаешь, отправился Волк к кирпичному домику с новенькой черепичной крышей и золотым витиеватым забором, за которым скрывался богатый всяческой экзотикой для Темного Леса сад. Вместо привычных шишек да орешков, весели в том саду кокосы, да абрикосы. Постучался Волк в обитую золотом дверь из красного дерева, вышел на встречу Серому старший брат-свин Ниф Нифов. Заплывшие жиром узкие глазки с недовольством посмотрели на Волка. Поправил Ниф подтяжки с платиновыми застежками на своем толстом брюхе, лишь рукой махнул, не приветствуя Волка, чтоб тот в дом заходил. Тем не менее усадил таки свин Волка за дубовый стол, правда указав место на самом твердом стуле без спинки, сам же расположился в удобном мягком кресле, обитом дорогими тканями и меховую подстилку себе под толстый зад положил.
- Слушаю тебя брат, - сказал он тихо.
- Деньги нужны Ниф. Позарез просто.
- Хорошо, но с возвратом. Да и за каждый день, что они будут у тебя, с тебя по 15% от всей суммы причитается...
Призадумался Волк, больно зверский оброк, только как вспомнит Серый как шептал на ухо Лисе толстый старый медведь непристойные предложения, как смеялась она, да белым хвостиком прикрывалась, так и подписал размашисто свинский контракт, макнув в чернила лапу, да печать своих когтей поставив.

Выбежал серый из дома братьев, обо всем позабыв, только наскоро с Нифом попрощавшись, да стремглав помчался к ювелирному за золотым колечком. Не долго думая, потратил весь свой займ, да к Лисе помчался, что частенько любила заседать на Веселой Опушке, попивая "Кровавую Мэри", да привлекая к себе различных зверей для беседы. Примчался Волк, запыхался, смотрит, а Лиса сидит на коленях у Медведя, хихикает, на пальце колечком поблескивает, да не простым, не золотым, а с брильянтом с голубиное яйцо.

Заказал себе Волк с горя водки, что не дождалась его любимая, да так напился, что дня через три в себя пришел только, пошел домой, да и там дня три еще провалялся. А как проснулся, за голову схватился: как долг Нифу-то отдавать?

Побежал он быстренько в ювелирный обратно, ведь кольцо сдать назад как-то да надо. Хорошо, что Ворона добра с пониманьем, сдал Волк кольцо, но за сумму чуть меньшую, чем ему Ниф дал. Неохотно побрелся он к дому поросят. Что делать? Как все объяснять? Им руководила страсть и любовь, но денег от любви в карманах не прибавляется.

Постучался Волк в знакомую дверь. Средний брат открыл ему теперь. Наф Нифов, как и Ниф, его брат, толст был, а на характер еще грубоват. Не стал он Волка в дом запускать, лишь придирчиво сдвинул брови:
- Что тебе надо в моем доме? - сказал он сердито.
- Заключал я с братом твоим контракт недавно, - начал Волк ситуацию объясняя, - но отдать процент мне увы нечем, тем не менее долг весь принес, вот держи, не нужны были деньги мне, может все же простит мне твой братец долг?
- Не нужны деньги? Не ври Волк! Долг ни я, да и братья тебе не простят. Ты с ума сошел? Но, помогу... Есть у меня для тебя заданьеце...
И зашептал Наф Нифов Волку на ухо жуткие вещи, о том что за долг его семь шкурок заячьих с него полагается, больно уж достали братьев-свинов зайцы, тем что капусту воровать повадились и с деревьев фрукты куда-то деваются.

Призадумался Волк. Сделка опасная. На зайцев-то без суда, да следствия охотиться нельзя, да тем более шкуру спускать... Того и гляди совсем без работы останешься. Но делать нечего, ударили по рукам. А свин все толстое брюхо поглаживает, чует значит, что на новых заячьих подстилках теплых спать будет.

Но делать нечего, на следующую же ночь, пошел Серый на охоту. Да как чувствовал, на других Хищников напоролся: и на Куницу, Лисициу сестрицу, и на Ласку. Без оглядки, бочком-бочком, ползком-ползком удирал он закоулками, и кое-как избежал погони своих коллег. Да всего две шкурки заячьи в трофеях прихватил.

С первыми лучами рассвета добрался таки до домика поросят. Постучал он в дверь, а на порог вышел младший братец - Нуф Нифов.
- Чего это ты тут в такую рань забыл?! Приличные звери спят еще. Уходи-ка ты отсюда, - гневно хрюкнул на него с порога Нуф.
- Не гони меня, Нуф, - просяще сказал Волк, - у меня с братом твоим дело...
- Какое-такое дело? А ну рассказывай живо! У меня с моими братьями все дела общие!
И пришлось Серому рассказывать все, и про займ у Нифа, и про то чем Наф предложил Волку откупиться. Быстро кликнул к себе своих братьев Нуф, обиженно фыркая, что ничего раньше не знал. Зашептались свиньи, заспорили. Не понравилась Нифу идея оставаться без своих денег в угоду Нафа, а Наф шкурки свои уступать не хочет, Нуф же и к той и другой доле копытся свои прибрать хочет.
После долгих переговоров вышел вперед Наф Нифов и отобрал у Волка заячьи шкурки. Обрадовался Серый, что долг ему простили, но не тут-то было:
- Это я забираю за вчерашний и сегодняшний день, а процент за шесть дней и сам долг ты отдашь Нифу.
- Как же так? Я ведь..., - только начал возмущаться Волк, но свиньи закрыли дверь перед его носом и больше не открывали, сколько бы он ни стучал.

Повесив повинно голову, побрел Волк на охоту, к себе на работу, но поздно. Исключили Серого из Хищников, уволили и оправдаться даже не дали. Скажи спасибо, Волк, что свободным оставили, за твое преступление.

"Денег нет, долг большой, Лиса ушла, работу потерял... Всю жизнь свиньи порушили", - так думал Волк. И решил он сам Нифовым жизнь тоже подпортить. А что? Он уже не Хищник, он вольный, а за свои дела он сам ответ и понесет. Терять ему нечего.

Вернулся Волк к домику поросят и решил его осадить. Стучит во все окна, стучит во все двери, грозится съесть трех поросят. Сам Волк не просто так пришел: еду да питье с собой взял, а у свиней, как назло, дома вся еда закончилась: жирные тушки много едят. Только собрались братья за покупками, а тут Серый со своими угрозами. Ходит Волк под окнами, над ними издевается едой дразнит.

День прошел. Другой. Третий. И еще несколько дней. Не сдается Волк, а свиньи бесятся. Голод не тетка на многое толкает, особенно когда привык брюхо каждый час до отвала набивать. Пригорюнились братья. Тихо-тихо Нуф разговор меж братьями завел.
- Слушайте, братья. Нам выживать как-то надо. У Волка еды много, а нам делать что-то надо. Долго втроем мы не протянем. Давайте одного из нас съедим. Двоим легче будет.
Согласно кивнули братья, поурчав желудками в раздумье.
- А кого съедим?, - спросил Ниф.
- Давайте жребий тянуть, - ответил ему Нуф.
Нехорошо взглянул на младшего брата старший, так как Нуф Нифов был самым толстым среди братьев.
- Нет уж, Нуф, ты идею предложил, тебя мы и съедим!
Накинулись как коршуны на младшего брата Ниф и Наф, только поросячий визг стоял, стали выдирать из него клыками куски мяса, забивать копытами, душить. Нуф брыкалсч и кусался в ответ, да что толку: двое все равно сильнее одного. Так и не стало Нуфа Нифого. Даже косточек не осталось. Облизнув кровавые клыки, остались братья сидеть дальше.

Прошло еще несколько дней. Запасы у Волка закончились, стал он ломиться в двери усерднее, того и гляди одну из них выломает. А свиньи все от голода маятся. Попробовав мясо брата один раз, хочется его еще отведать. Мало того, что не едят, так еще и спать перестали: боятся, как бы кто из них друг друга не прирезал. Да так и случилось. Прикрыл не на долго Наф глаза, а Ниф тут как тут - вогнал брату нож в горло. Совсем одурел Ниф от голода. Исхудал, да и на свинью перестал быть похож. Как вампир какой-то сосал он кровь из мертвого брата смеясь над его телом и чуть ли не танцуя, потом съел все жилы и мясо, а костями долго любовался, но потом и их сгрыз.

Прошло время. Исхудал и Волк. Но затею своб оставить не пытается. Исхудал на столько, что проник в домовую вентиляцию. А свин совсем одичал, с ума сошел с мертвыми братьями разговаривает, да сам же за них отвечает. так и не заметил как за его спиной оказался Серый, так и не заметил даже когда он его начал есть. Так и умер последний брат.

А Волка с тех пор никто не видел. Говорят только, бродит он среди лесов разных. Его легко заметить: он все прячется и от волков других, и от зверей, и от людей, - все боится: не прознал ли кто, о том, что убил он одного из братьев, все боится он как бы ему и другие старые грехи не припомнили.

Откуда я знаю? Да только мне он однажды и доверился, когда я встретил беднягу, попавшим в капкан. А мораль истории забыл да Так то жизнь, а не история, в ней мораль, к сожалению не всегда бывает. От себя добавлю: деньги - зло, ребята. Не гонитесь за ними. А по-настоящему достойные любви полюбят вас и без денег. Будьте уверены. Сам знаю.




Мертвецкий сон подарит трон.


В одном далеком при далеком королевстве жили были король с королевой. Правили они мудро, но довольно строго при этом. И не было у них детей. Народ шептался за спинами своих правителей, что небо не даруем им наследников именно из-за того, что Ричард V очень уж жестоко наказывал своих слуг за малейшую провинность и всегда, верша суд, выбирал самую большую из наказательных мер.

Заметив однажды утром в зеркале на своем лице пару новых морщин, супруга короля со вздохом обратилась к мужу, поднимая вновь так тревожащую их проблему:
- Я из без тебя все прекрасно знаю!, - проворчал супруг, - но что мы можем сделать?
- Говорят в народе, что существует на севере далеко за лесом, укромное место в руинах гор, и собираются там по ночам могущественные из чародеек, что если кто-то из них поможет нам?
- Я уже устал от этих лекарей-шарлатанов, что ты приводишь суда каждый день, от этих вонючих и горьких микстур, состав которых может присниться только в кошмаре, я соглашусь, но только если это будет последний раз... Кстати, интересно, повесили ли того дурака, что заставлял меня жрать из распотрошенных кишков помет еще живых крыс...

На том и порешили. Гонец три дня и три ночи пробыл в разведке, но все же вернулся во дворец с согласившейся помочь ему чародейкой.
- Цена?, - с порога задал лишь один вопрос, хмуря темные брови Ричард.
- Что вы? Моя помощь...я это делаю совершенно бескорыстно, - сказала рыжеволосая симпатичная девушка с желтыми глазами и чуть курносым тонким носиком с обилием веснушек, кутая фигуру в просторную черную мантию, - разрешите лишь только одно. Когда у вас родится ребенок, вы пригласите всех чародеек на пир, и скажите своим подданным, чтобы они прекратили кидать в нас камнями, оскорблять и еще всячески мешать нам... Только и всего. За это каждая из моих сестер даст свое благословение ребенку...

Король, не раздумывая долго, согласился с радостью. Подойдя к трону, чародейка только поводила руками над головами супругов и с улыбкой ушла прочь. Через несколько дней королеву начало тошнить, а через несколько месяцев она поправилась... Весь замок был счастлив. Родилась прекрасная белокурая и светлоглазая миленькая пухлощекая девочка, которую назвали Анной. Собрали большой стол, устроили пир.

Как и обещал Ричард, пригласили на этот пир всех чародеек. Ну или почти всех... Гонец позвал всех тех, что видел тогда на их собрании в вечернем лесу. Их было двенадцать. Но как оказалось, что существовала и тринадцатая чародейка: дряхлая старуха, которая уже несколько лет не покидала своего дома... Гости пили, если веселились. Зазвучали тосты, поздравления. Чародейки по-очереди стали подходить к колыбельке малышки. Кто-то пожелал ребенку красоты, кто-то грации, кто-то богатством, кто-то добротой. Одиннадцать чародеек уже сказали свое слово, как за окном раздался громовой раскат, все свечи погасли, пол задрожал, а в распахнутой двери появилась низенькая фигура отвратительной старухи с бородавчатым лицом. Ее корявый палец вытянулся вперед и она громко прошамкала своим беззубым ртом гневное пожелание:
- Когда королевна ни села б за стол
И в руки б занятия женские взяла,
Иглой рукодельной уколется коль,
То в тот же момент ее б смерть забрала...

В тот же момент, сказав последние слова, старуха растворилась в воздухе, свечи зажглись сами собой, но никому уже не хотелось ни пировать, ни радоваться. Все собравшиеся на пиру были напуганы зловещим предсказанием. И тогда последняя чародейка вышла вперед, сказав такие слова:
- Пусть я не могу причиною стать
Отмене плохого дитю пожелание,
Но смерть не страшна. Она будет спать
Сто лет, если сбудется предсказание...
Как будет спать замок и слуги, что в нем,
Как будут и спать и король с королевой,
Пока поцелуй не разбудит ее.
Но коль не случиться...то все умрут следом...

Шли годы. Анна росла хорошей и послушной девочкой, но ей ничего не давали делать из того, что считалось женскими занятиями. Из замка были убраны все иголки, как и спицы, крючки и другие рукодельные принадлежности, как и были изъяты все книги, в которых бы хоть что-то упоминалось об этом, также всем слугам было запрещено что либо рассказывать девочке о таких занятиях.

Принцесса росла. И вот ей исполнилось 16 лет. Самое время для любви и возможного замужества. И вот из соседнего королевства приехал принц, привезя богатые дары королевской семье. Всеми словами он склонял родителей невесты к свадьбе и те с радостью стали соглашаться...

Все испортил только один инцендент. Как-то принц и Анна остались одни. Юноша был очарован красотой, кроткостью и миловидностью девушки, но ему хотелось видеть в своей жене нечто большее... Он стал расспрашивать королевну о ее занятиях, увлечениях. Оказалась, что юная леди только и умела, что гулять по парку около замка. Читать она особо не умела, еду готовили в замке слуги. А о вышивании, вязании и прочих женских увлечениях она и слыхом не слыхивал. Принц ничего не сказал девушке, но на следующий день без предупреждения он вернулся в свою страну.

Анна ничего не сказала родителям, так как ей казалось, что она сделала что-то постыдное, что принц так отверг ее, она закрылась в себе. Сколько ни спрашивала девушка, слуги ничего ей не говорили ни о таинственном вышивании, ни о странном вязании. Она уж было начала отчаиваться.

Но однажды с Ричардом на охоте на кабанов случилось несчастье - он сломал ногу, но довольно часто паникующая без меры королева, опасаясь за мужа, забыв приличия, поехала к нему. Улучив удачный момент Анна впервые ослушалась родителей и сбежала за ограду замка. Она с изумлениям бродила по прилегающим улочкам, разглядывая людей и подданных, которых видела впервые. Ее внимание привлекала пожилая женщина, которая, сидя на лавочке возле своего дома, что-то делала перебирая тонкие железные палочки и путая ими шерстяные нитки.
- Ой, что вы делаете?, - воскликнула простодушная Анна.
- Вяжу, разве не видишь?
- Вы знаете, что такое вязание, - в светлых глазах девушки загорелось счастье. - Может вы меня научите?
- А ты не умеешь такого простого? Странная. Хорошо, я тебя с радостью научу... - женщина стала показывать Анне как правильно вязать.

Счастью девушки не было предела, позже после недолгих уговоров добрая женщина стала учить Анну и вышиванию. Радуясь и сияя от счастья, Анна не заметила как уколола палец до крови.
- Ничего, на вытри, - протянула женщина королевне платок, но Анна уже лежала без чувств на земле.

Никакие попытки привести в чувства девушку не помогали, испугавшись что может угодить под стражу женщина скрылась в своем доме и намертво закрыла окна и ставни. Ближе к вечеру Анну нашли гонцы, посланные перепуганными родителями, вернувшимися с охоты, в руках светловолосая девушка сжимала иголку и рукоделие. Замок был убит горем не долго. Как только наступила ночь и все уснули, все слуги, король и королева больше не открывали глаз на утро, и на следующее, и на следующее утро после того. Вокруг замка стала расти колючая живая изгородь, скрывавшая сонный от заклятья замок от всех.

Множество принцев и просто желающих, мечтавших разбудить прекрасную королевну и стать ее супругом, скакали на всех порах к замку, но всякий раз смельчаки погибали, застревая на острых шипах непроходимой живой изгороди. Шли года. Энтузиастов становилось все меньше и меньше. Никому не хотелось погибать ради уже сомнительной легенды, которой уже никто точно не помнил сколько лет. Люди спокойно жили без короля и королевы, которых не надо было больше кормить и обихаживать, работая сами на себя. Мирным жителям лишь иногда приходилось тяжело от набегов соседних королевств, правители которых желали захватить свободный лакомый кусочек. Но пока все обходилось, и люди просто радовались каждому дню. Прошло сто лет, но никто не заметил, что колючая изгородь раздвинулась, а вместо шипов на зелени красовались розы, которые цвели ровно год. Никто этого не заметил потому что район замка давно стали обходить стороной...

Прошла пара-тройка лет. Сидя в кабаке, сбежавший из соседнего королевства от своего хозяина свинопас Джим все еще удивлялся тому, что люди этого места свободны и живут без короля. Ему было любопытно от чего же так произошло. Местный бард за пятак с удовольствием стал петь ему только что сочиняемую балладу на известную легенду:
- Однажды дочка родилась у короля, и звалась Анной,
Дитя с проклятием была от чародейки странной.
И взяв иглу однажды, раз упала бездыханна
Спала сто лет и спит сейчас с всем замком наша Анна...

Все еще ничего не понимая, свинопас задумчиво почесал затылок. На счастье догадливый трактирщик рассказал ему всю историю еще за пару монет. Попив пивка, Джим придумал нехитрый план. Он не очень поверил в такую уж непроходимую изгородь и решил сходить туда сам. Лезть глубоко он не будет, а за просмотр денег не берут.

Джим не мог найти себя от радости. Вот же недотепы эти жители! Одной рукой толкнув пожелтевшую и увядшую изгородь он рассыпал ее в труху и спокойно прошел в запустелый сад. Теперь он поцелует королевну и станет королем этих недотеп. От радости и выпивки, ударившей в голову, теперь уже бывший свинопас напевал какую-то мелодию и гуляя по коридорам даже не замечал трупов и местами даже скелетов, валявшихся тут и там. Не бес труда найдя покои принцессы, он отодвинул плотные шторы. На холодный труп, лежащий без движения в кровати, полился тусклый свет. Время еще не успело тронуть ее. Лишь сомкнутые холодные губы, к которым, по наглому залезая к королевне в кровать, тут же прислонился Джим были черные, а лицо излишне отдавало бледностью.

Джим не понимал, что девушка давно мертва или не хотел этого понимать. Он желал любым путем овладеть троном. Сорвав с мертвой королевны одежды, скинув с кровати одеяло, он силой раздвинул хрустнувшие в бедренных костях ноги и с трудом стал протискиваться в узкий вход бездыханной девушки. Пьяными глазами он смотрел на прекрасное лицо, целуя безжизненную грудь и грубо с пыхтением вторгаясь в тело резкими толчками. Под влиянием алкоголя он довольно быстро кончил и рухнул сверху на девушку. Послышался громкий хруст. Итак неестественно вывернутая правая нога девушки повисла на одной коже, которая местами разорвалась,. Посмотрев вниз, Джим увидел как из сломанной ноги стал выползать белый жирный червяк.

С криком юноша вскочил с кровати. Но бывший свинопас не стал плеваться, почти сразу успокоившись он больше жалел о том, что теперь не получит трон, чем о том, что он только что переспал с трупом...

Джим быстро метался по замку. В спешке он весь вспотел перетаскивая трупы в кладовку он старательно заметал все следы. Королевна спешными и паникующими движениями приводилась в порядок, усаженная на трон в зале очень скудно освещенном свечами. Надо торопиться иначе ничего не сработает. Буквально за час до рассвета Джим успел разбудить пару незнакомых ему людей, что жили совсем неподалеку от замка и привести их в тронный зал. Соврав, что он разбудил принцессу, сонным жителям, он показал рукой на трон. А на вопрос, почему девушка молчит, не моргнув глазом ответил, что Анне пока еще не очень хорошо после долгого сна, как и всем остальным в замке, поэтому их нельзя тревожить.

Не пришедшие в себя ото сна, жители легко поверили вруну, и на утро по всему королевству разнеслась весь о новом короле, к которому по его же собственному приказу тут же послали несколько новых слуг... В этом и заключалась ошибка хитреца. Новые слуги с первого взгляда увидели обман, и уже к полудню город наполнился недовольными толпами протестующих жителей с вилами и факелами, которые направлялись к замку убивать некрофила....

Джим, скорее всего родился в рубашке, потому что его спас чисто неожиданный случай. Соседний король Людовик III, не сдержал обещание о мире и без предупреждение повел свою армию в глубь свободных земель. Яростный народ тут же переключился на него, оставив бывшего свинопаса в покое, только с тем условием, что он сумеет проявить свои качества правителя в переговорах с неожидавшим такого яростного и самоотверженного, словно бы готовых к нападению, людей, Людовиком. Переговоры удались... И так свинопас стал королем...


....Морали вы если хотите, отвечу вам только одно
Порою вам все идеи подскажет лишь только вино.
Ждать чуда уж если честно, смысла давно уж нет.
Состаришься в правду только за время прошедших лет.
Принцев, увы, не бывает. А если они и есть,
То просто ты так не станешь одною из их невест.
Коль хочешь от жизни чуда, то смело иди вперед.
Лишь тот, кто смел и нагл, удачу с собой ведет......